Ухань / Wuhan

– Откройте рюкзак, – обратилась ко мне на английском строгая китаянка в тёмно-синей форме.

Я расстегнул молнию, и она ловко выудила банку сгущёнки из-под моих вещей, аккуратно свёрнутых в разноцветный валик, напоминающий шаурму с Ленинградского вокзала.

– Что это? – она крутила в руках металлический сосуд с бело-голубой этикеткой.
– Сладкое молоко. Напиток из России.

Она три раза встряхнула банку над ухом, внимательно осмотрела каждый миллиметр и отдала мне.

– Следующий!

Я оказался единственным иностранцем в зале вылета.

Казалось, китайская речь заполняет всё пространство от пола до потолка: вот двое мужчин в чёрных костюмах что-то орут друг другу через три ряда сидений; вот две девушки смотрят в телефон и громко смеются, переходя на ультразвук; вот малыш лет двух на вид истошно горланит на руках у невозмутимо спящего папаши.

Хаос и ад на земле.

Когда самолёт коснулся взлётной полосы и уверенно покатился к трёхэтажной стеклянной постройке, никто не стал хлопать, никто не вскочил с места, чтобы побыстрее распахнуть багажную полку, никто не стал занимать очередь на выход.

Китайцы – чудной народ. Слишком шумные, но не такие наглые и злобные, как мы.

В аэропорту Ухани было многолюдно.

– Привет, друг! Ты уже приземлился? – Из телефонного динамика послышался голос Джонни, моего единственного знакомого в Китае, кто говорил по-английски. И пусть это китайский английский, при большом желании я мог его понять.

Джонни фанател от американских автомобилей. В гараже у него стояли два хаммера, причём один из них кабриолет – уникальный экземпляр, сделанный по его же эскизам.

Он был главным хаммероводом города — устраивал клубные мероприятия, продавал сувенирку, собирал членские взносы и, конечно, принимал гостей и случайных путешественников, типа меня.

Ноябрьское уханьское солнце напоминало бутафорскую лампу в китайском спектакле: его золотые лучики не давали ни одного джоуля тепла, заставляя меня пританцовывать у выхода из Терминала-1. Как же я не догадался глянуть прогноз погоды и взять с собой тёплую кофту? Здесь было сильно холоднее, чем в Гуаньчжоу.

Я уже думал звонить Джонни, но вот послышался рёв двигателя, напоминающий звук падающего бомбардировщика. Через секунду показался он – рубленный топором парадокс, Hummer H2 серо-голубого цвета.

Решётка радиатора, похожая на оскал динозавра, и огромные колёса сверкали хромом, ослепляя таксистов и их пассажиров. На капоте красовались два дула от американского пулемёта М1919 – натуральный зомби-киллер!

Хаммер остановился напротив меня, водительская дверь распахнулась, сначала показалась широкая улыбка, а потом уже и сам Джонни. Он был в серых пижамных штанах с принтом «Звёздных войн», кроссовках на босу ногу, футболке чёрного цвета и тёмно-синей джинсовке.

Обнялись.
– Рад тебя видеть, дружище! Позавтракаем?

В ближайшей уличной забегаловке Джонни заказал для меня лапшу с курицей и соусом терияки. Мольба "no spicy" разбилась о Китайскую стену патриотизма, так что много я проглотить не смог.

– В Ухани самая острая пища в Китае, привыкай! – гордо сказал он.